Статьи

Статьи: Богословие в микроскопе

Богословие в микроскопе

Богословие в микроскопе

Люди науки любят спорить. Умение вести дискуссию, подкрепляя свои слова научными фактами, – важнейший навык для любого настоящего ученого. И многие из них, безусловно, этим навыком владеют в совершенстве. Однако почему-то, когда речь заходит о Церкви, некоторые ученые демонстрируют полное неумение вести диалог.

Вспомним, например, письмо, опубликованное в СМИ после открытия кафедры теологии в Московском инженерно-физическом институте. «В других странах аналогичные кафедры существуют или в частных университетах, – говорится в письме, – или как дань многовековой традиции, поскольку средневековые университеты изначально были созданы для подготовки служителей культа». Интересно, на каком основании сделано такое обобщающее заявление? Например, Болонский университет – одно из старейших учебных заведений Европы – специализировался на изучении римского права и готовил в основном юристов. В Сорбонне и Оксфордском университете, действительно, учились главным образом священники. Но преподаваемая там теология отнюдь не помешала этим университетам стать лучшими учебными заведениями на земном шаре и дать миру множество великих имен. «Появление теологии в государственных научно-технических вузах вызывает и будет вызывать справедливое возмущение большинства ученых и преподавателей в России», – говорится в тексте чуть ниже. Снова абсолютно голословное утверждение. Письмо подписал 91 академик. Конечно, российская наука переживает сейчас не лучшие времена, но все же ученых в стране гораздо больше, и апеллировать к мнению своих коллег, которое, как я понимаю, авторам письма просто неизвестно, по меньшей мере, ненаучно. Скольких своих коллег опросили подписавшиеся академики, чтобы делать заявления о том, что большинство «ученых и преподавателей России» возмущены открытием кафедры теологии в столичном вузе? В письме об этом ни слова. Очень жаль, что серьезные авторитетные люди зачастую оказываются неспособны к диалогу.

Отношение Церкви к науке очень четко сформулировал еще в XIX веке святитель Филарет Московский. «Вера Христова не во вражде с истинным знанием, – сказал он, – потому что не в союзе с невежеством».

Лично для меня очевидно, что теология может дать науке абсолютно новый подход к осмыслению процессов и явлений тварного мира. Через богословскую призму многое видится совершенно иначе. Чтобы не быть голословным, я предлагаю читателю вооружиться микроскопом и погрузиться ненадолго в мир биологии.

Внимательно разобравшись в физиологических процессах собственного организма, мы вдруг обнаружим, что они, эти процессы, подтверждают и дополняют учение Церкви о человеке, а о некоторых из них есть косвенное упоминание в Евангелии.

Например, за время жизни тело каждого из нас несколько раз полностью умирает и воскресает. Вообще жизнь человека состоит из постоянного умирания и воскрешения. Биологи выделяют два типа гибели клеток – некроз и апоптоз. Некроз – гибель насильственная, в результате ожога, удара и т.д. Апоптоз – естественное умирание клетки, которое запрограммировано либо в ней самой, либо где-то в организме (ученые об этом по сей день спорят). Примечательно, что и человек может погибнуть как естественным способом – от старости или болезни, так и насильственным. Если с некрозом все понятно, то апоптоз – одна из великих тайн организма. Ученые не могут объяснить, почему клетка вдруг сама по себе гибнет, когда вокруг есть все, чтобы она жила дальше. Причем умирает она по разработанной до мельчайших подробностей схеме. Создается впечатление, что срабатывает какой-то механизм, ограничитель жизни. Например, красные клетки крови эритроциты живут 120 дней, затем погибают, и двухвалентное железо, входящее в состав гемоглобина, транспортируется в костный мозг для синтеза молодых клеток.

Доказано, что суммарная масса клеток, которые на протяжении одного года жизни подвергаются разрушению, эквивалентна массе тела человека. Столько же за год появляется новых клеток. То есть если вы, дорогой читатель, весите 80 килограмм, то такая же масса клеточного материала умирает и образуется ежегодно.

А вообще, по самой распространенной теории, организм человека полностью обновляется каждые семь лет. Каждые семь лет мы умираем и воскресаем! Если вспомнить, что в православном богословии семь – число полноты, то остается лишь снова преклониться перед премудростью Творца. Святитель Григорий Богослов очень точно однажды сказал, что «человек – трупоносец». Он имел в виду, конечно, нашу смертность вообще, но и в данном контексте эти слова выглядят очень выразительно.

Живет себе человек, знает, что наступит когда-то смерть, а потом и воскресение, не подозревая о том, что два этих процесса идут на клеточном уровне, не прекращаясь, на протяжении всей его жизни. Как видим, изучение биологии может настроить душу христианина на памятование о смерти и явить прообраз всеобщего воскресения.

Вот еще пример. Любая иммунная реакция протекает с помощью клеток крови лейкоцитов. Это наша внутренняя армия, вернее – клеточный спецназ. Если в организм проникает какое-то инородное тело, к примеру заноза, лейкоциты устремляются туда и вступают в сражение. Многие из них в этом бою гибнут, образуя гной. Но если они не будут сражаться и умирать, может начаться сепсис – заражение крови. Мы видим, что и на клеточном уровне многое зиждется на жертвенности. Заглянем в микроскоп – и там увидим десницу Творца, узрим премудрость Того, Кто однажды сказал: «Если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12: 24). В нашем случае вместо зерна – лейкоцит, но смысл остается примерно тем же: без жертвенности нет жизни.

Организм беременной женщины почти всегда испытывает недостаток кальция, который требуется для формирования костей ребенка. Богом заложено так, что все важнейшие питательные вещества идут прежде всего малышу, часто в ущерб здоровью матери. Если этой жертвы не будет, то не будет и жизни.

В XX веке жил канадский ученый-биолог Ганс Селье. Он досконально разработал учение о стрессе. По его теории, при адаптации организма к воздействиям окружающей среды запускаются два типа реакций – стресс и дистресс. Дистресс возникает при чрезвычайном воздействии на организм каких-либо факторов, ведущих к заболеванию или даже смерти. А стресс – это нормальное воздействие раздражителей, с которым организм полностью справляется. Например, легкий румянец кожи лица от мороза – это стресс, а обморожение любой степени – дистресс. Стресс полезен, его принцип заложен и в основу спортивной тренировки и даже духовной жизни. Без стресса ее просто нет. Очень четко сказал об этом преподобный Исаак Сирин: «Никто не восходит на небо, живя прохладно. О пути же прохладном знаем, где он оканчивается». В духовной жизни необходимо интенсивное, но и умеренное напряжение. Прекрасный тому пример – пост. Если человек взял на себя чрезвычайную меру поста, то он может сломаться, подорвать здоровье, истощить свой организм, то есть вместо стресса получить дистресс.

Из всех этих фактов мы видим, что не только богословие может что-то привнести в биологию, но и биология в силах обогатить христианина новыми полезными знаниями.

Таких примеров множество. Думаю, для каждого здравомыслящего человека очевидно, что богословие способно помочь науке обобщить имеющиеся в ее багаже данные, собрать их в единое целое. В естественных науках, в частности в биологии, сейчас накоплено огромное количество научно-фактического материала, разработаны новые методы манипуляции организмом, очень остро стоит вопрос с этической возможностью применения многих открытий на практике. Клонирование, трансплантация органов, смена пола, эвтаназия – все эти вопросы требуют духовно-нравственного осмысления. Большинство из них вообще решаются только с богословских позиций.

В контексте сказанного становится очевидно, что диалог между богословием и светской наукой сейчас не только возможен, он необходим. Печально, что многие высокопоставленные представители научного сообщества этого не хотят понимать.

Священник Дионисий Каменщиков для сайта www.pravoslavie.ru

← Назад