Статьи: О сквернословии
Что такое мат, русскому человеку объяснять не надо. Это понятие как никакое другое характеризует вопиющую нравственную деградацию нашего народа. Если раньше матерщина была, главным образом, специфическим языком преступников, пьяниц, проституток, опустившихся людей, то теперь все в корне изменилось. Молодые люди свободно матерятся в присутствии девушек, и тех это нисколько не оскорбляет. Да и в чисто девичьих компаниях употребление непечатных слов стало обычным делом. Малые дети, слыша брань родителей, засоряют свой язык, даже не понимая смысла произносимых слов. Сегодня мат проник в литературу, кино и на телевидение, что, кажется, нисколько не волнует чиновников, занимающихся вопросами культуры, во всяком случае, их голосов протеста не слышно. Более того, одно высокое лицо министерства культуры как-то заявило в телевизионном эфире, что русский язык невозможен без мата.
Да, расхожей стала философия, что мы, русские люди, не можем жить без мата, что он-де у нас в крови. Плохого в нем ничего нет. Напротив, он позволяет избавиться от накопившегося раздражения, что называется, выпустить пар. Тем, кто так думает, нужно знать следующее. Сквернословие имеет прямое отношение к духовному миру тьмы. Оно коренится в языческих фаллических культах древнего Востока: поклонении Ваалу, Астарте, Хамосу — идолам, связанным с развратом и культовой проституцией. На Руси сквернословие в форме матерщины существует с дохристианского времени, имея начало в древних магических ритуалах. Сквернословие наносит вред всем, кто его слышит, но больше всего самому матерщиннику. Здесь мы имеем дело с таинством слова. Кого зовешь, тот и приходит. Называешь человека по имени — он отзывается. Призываешь имя Божье в молитве — Господь ответит, если будет Его воля. Когда произносятся имена чертей, дьявола, демонических сил, откликаются бесы, которые и сопровождают чертыхающегося человека. Не случайно люди, которых бесы связали грехом, слышащие «голоса», свидетельствуют, что в их сознании против их воли звучит поток бранных и богохульных слов. Язык человека не является чем-то случайным, это его выбор (сознательный или бессознательный), отражающий состояние души. И каков человек, таковы и его слова. Если человек циничен, то циничны его слова, поступки и вся жизнь. И конец его будет соответствующим. Не зря сказал Господь Иисус Христос: «Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудиться» (Мф. 12, 36-37).
«Сквернословие» совсем не напрасно происходит от слова «скверна»: матерщина — это явное и открытое проявление зла в человеке. В словаре В. Даля сказано: «Скверна — мерзость, гадость, пакость, все гнусное, противное, отвратительное, непотребное, что мерзит плотски и духовно; нечистота, грязь и гниль, тление, мертвечина, извержения, кал; смрад, вонь; непотребство, разврат, нравственное растление; все богопротивное».
Это определение — результат глубочайшего изучения Владимиром Далем прежде всего народной речи. Те, кто полагает, что на Руси матерились, особенно в деревнях, чуть ли не во все времена, глубоко заблуждаются и не знают собственной истории. Как раз в прежние времена люди куда более ясно отдавали себе отчет в том, что сквернословие — тяжкий грех перед Богом и перед другими людьми, за пристрастие к мату наказывали, причем по-настоящему строго. При царях Михаиле Федоровиче и Алексее Михайловиче, например, за сквернословие полагалось телесное наказание: на рынках и по улицам ходили переодетые чиновники со стрельцами, хватали матерящихся и тут же, на месте преступления, при всем честном народе секли розгами для всеобщего назидания.
Грех сквернословия был осужден и на Карфагенском соборе (правило 71): «Непотребными словами оскорбляют честь матерей семейств и целомудрие других...» Что же говорить, если сквернословит, да еще в адрес собственного ребенка или просто так, из чистого кокетства, желая выглядеть «раскованной» и «современной», сама мать?.. Но, возможно, все это — действительно не более чем предрассудки, не имеющие под собой оснований? Попробуем выяснить, есть ли у брани мистический источник и каков он. Ведь далеко не каждому современному человеку возможно понять, какая на самом деле беда кроется за бранными словами.
Мат является тяжким грехом, поскольку всякое матерное слово — это вызов, брошенный Богу. И он не останется без последствий, каждый употребляющий «крепкие» слова должен это знать. «Также сквернословие и пустословие и смехотворство не приличны вам, а, напротив, благодарение; ибо знайте, что никакой блудник, или нечистый, или любостяжатель, который есть идолослужитель, не имеет наследия в Царстве Христа и Бога» (Еф. 5, 4-5). Итак, сквернословие является смертным грехом.
Мат употребляется с целью выразить откровенное зло, в котором есть гнев и осквернение. Он и выполняет свое предназначение, уничтожая ум, здоровье как самих матерщинников, так и людей, услышавших их ругательства. Как в видимом мире есть продукты скоропортящиеся, так и память человека от сквернословия портится. Отсюда болезни: склероз, общая атрофия, сердечная недостаточность и др.
Матерщина имеет отчетливо выраженную культовую функцию и в славянском язычестве, она широко представлена в обрядах и носит ритуальный характер. Об этом мы поговорим ниже. Одновременно с этим матерщина имеет явно выраженный антихристианский характер. В древнерусских рукописях мат рассматривается как черта бесовского поведения. Матерщина является языческим заклинанием. Она несла у древних славян функцию проклятия. Например, одно из матерных слов, которое имеет славянское происхождение, переводится как «проклинать». Другое — в древнерусском языке обозначало волхва, а также его действия, связанные с вызыванием духов предков. Т. е. именно этим возгласом в языческих ритуалах вызывали души умерших. Остальные матерные слова — это имена языческих богов, то есть бесов. И человек, произносящий эти слова, автоматически призывает этих бесов на себя, своих детей и свой род.
Существует множество гипотез истории возникновения и происхождения такого явления как русский мат. Одни считают, что корни мата следует искать в дохристианском язычестве славянских народов, другие обнаруживают в матерной брани языковые заимствования из тюркского языка, делая выводы о татаро-монгольском происхождении многих бранных выражений. Но большинство специалистов сходится в одном: мат, или, выражаясь научным языком, «обсцесная лексика», в изначальном своем происхождении и употреблении носила магический характер! Любопытны наблюдения, вынесенные из изучения русской бранной лексики лингвистом В. Мокиенко. В привычной и воспринимаемой порой как «шутливая», «добродушная» повседневной брани можно обнаружить следующие пласты:
Глубинное исследование одного наиболее распространенного и оскорбительного ругательства (не зря же в нашем языке сохранилась корневая близость слов «мат» и «мать», проявляющаяся в простонародном выражении «ругаться по матери», т. е. по «матерному») позволяет проследить его языческое происхождение. В исследовании Б. А. Успенского, направленном на поиск мифологических и ритуальных корней мата, устанавливаются ритуальные функции матерной брани, ее связь с культом земли, опосредованная через Мать-Землю с Богородицей и родной матерью, чем и объясняется запретность этих выражений.
В средневековье языческое наполнение матерной брани изменяется на «антихристианское», богохульное. Из магической формулы матерная брань превращается в «язык дьявола», «бесий язык», посредством которого изъясняются одержимые, невменяемые. Это другой язык, где слово «логос», перевернуто, извращено. Здесь, в отличие от Евангелия, где «в начале было Слово», — мат, это слово «в конце» — в смерти, грехопадении, отречении, во всем комплексе мыслимых и немыслимых грехов, нарушающих все человеческие представления и запреты.
«Матерная брань, согласно данному комплексу представлений (которые отражаются как в литературных текстах, так и в языковых фактах), — это «песья брань»; это, так сказать, язык псов или, точнее, их речевое поведение, т. е. лай псов, собственно, и выражает соответствующее содержание. (Заметим, что лай — это одно из проявлений беснования и одержимости). Иначе говоря, когда псы лают, они, в сущности, бранятся матерно — на своем языке; матерщина и представляет собой, если угодно, перевод песьего лая (песьей речи) на человеческий язык. Но — только как метафора. Потому что псы не "бранятся", или, по крайней мере, бранятся не всегда. Они просто так "разговаривают". Другое дело, что в пределах собственно "человеческой" территории их речь, как и прочие формы свойственного им поведения, не может восприниматься иначе как брань. И матерщина не есть перевод песьей речи на человеческий язык. Она сама и есть — песья речь. Еще одним тому свидетельством является подмеченная большинством исследователей, но никем, по моим сведениям, до сей поры удовлетворительно не объясненная особенность матерной речи — склонность большинства говорящих "на мате" вставлять едва ли не после каждого "смыслового", "человеческого" слова матерное слово или целую матерную конструкцию.
На совершенно "собачий" манер, например, в уголовно-криминальной среде, организована и система выражения ненависти к главному противнику — правоохранительным органам, воспринимаемым в буквальном смысле слова как "чужая стая". Самый устойчивый термин — лягавые — свидетельствует об этом со всей очевидностью. При привычной подсознательной (а зачастую и осознанной) ассоциации себя с волком-одиночкой (или себя и "своих" — с волчьей стаей), добывающим "живую" пищу и подверженным гонениям и облавам со стороны общества, исходный образ вполне очевиден. При этом "братва" и "менты" относятся друг к другу как негатив к позитиву, при сохранении прочной взаимной связи и общего "структурного" единства (милиция — волки, но волки позорные).
«Когда мы говорим: "N (смачно) выругался", — отмечает филолог Ю. Левин, — мы имеем в виду не только то, что N произнес определенные слова, но и то, что он совершил некоторое определенное действие. Недаром в просторечии (и анекдотах) слово "выражаться" приобрело самостоятельный статус, подобно слову "нарушать" (которое уж заведомо выражает некоторое действие)». А. Плуцер-Сарно, автор словаря русского мата в десяти томах, признает в интервью: «более что брань по происхождению тоже связана с "божбой", точнее, с клятвой, то есть тоже имеет сакральные подтексты».
Ругательства, связанные с глаголами движения: «иди...», «пошел...», «катись на...» в просторечии обозначают действие, выражаемое словосочетанием «послать матом». Если перенести оценку этого действия из филологической плоскости в религиозную, то «послать матом» будет ничем другим, как выражением акта заклятия. «Иди» или «пошел», как глагольные формы, есть обычное вступление магических заговорных формул: «я хочу чтобы ты пошел туда-то», «чтобы с тобой сделалось то-то». Иначе говоря — ругательство это проклятие. Такое же значение имеет и так называемая «божба» (от «божиться» — обещаться, клясться именем Бога) как действие, направленное не на другого, а на себя. При божбе Имя Божие не просто употребляется всуе, а святотатствуется, поскольку подвергается различной смысловой хуле. Часто, особенно в пьяном и невменяемом состоянии, божба и ругань, — являют собой акты богоотречения. Человек, утрачивающий над собой контроль в ругани и божбе, никогда не утрачивает его абстрактно. Утрата контроля означает овладение волей человека кем-то другим, в данном случае бесами. Утрата воли есть одержимость, и нередко в пьяной брани опустившегося человека мы слышим жуткие гимны богоотступничества, древние формулы проклятий в адрес Создателя, многотысячелетнюю ненависть падших духов.
В древнерусском обществе и позднее матерная брань, особенно в отношении к святыням, святым предметам и именам, приравнивалась к богохульству и кощунству и каралась с особой жестокостью. Соборное Уложение 1649 г. открывает статья: «Буде кто иноверцы какия ни буди веры, или и русский человек возложит хулу на Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, или на рождьшую Его Богородицу и присно Деву Марию, или на честный крест, или на святых Его угодников — и про то сыскивати всякими сыски накрепко. Да будет сыщется про то допряма, и того богохульника обличив, казнити, зжечь».
Законодательные памятники петровского времени — Воинский, а затем, с незначительными дополнениями, и Морской уставы — уточняли предметы христианского поклонения, брань которых расценивалась как богохульство, и разграничили «умышленное» и «легкомысленное» богохульство, сохранив в целом самые тяжелые формы наказания за подобные преступления: «Кто имени Божие хуление приносит и оное взирает, и службу Божию поносит, и ругается слову Божию и Святым Таинствам, а весьма в том он обличен будет, хотя сие в пьянстве или трезвом уме учинится: тогда ему язык раскаленным железом прожжен и отсечена глава будет» (Морской устав, кн. 4, гл. 1, п. 2).
По словам исследовавшей данную тему Е. Смилянской, на основании 133 дел о богохульстве и кощунстве в России XVIII в. можно заключить, что большинство преступлений «богохульников» состояло в пьяной брани или ругательстве в состоянии аффекта, когда в бранную речь включались упоминания святых, Церкви, креста, Всевышнего, Богородицы.
Известны примеры, когда смертной казни за матерную брань и кощунство подвергались даже духовные лица. Так, протопоп Екатеринбурга Иван Федосьев в 1738 году на Святой неделе пришел с образами в дом екатеринбургского секретаря Кузнецова и там на свою беду повстречался с лютеранином ректором Штерманом. Возник спор. Поп Иван спросил: «Ты бусурманин и... (непечатное слово)?» Штерман ответил: «Не подобает пьяному с иконами по улице ходить!» Поп Иван: «Которое-де лучше, пьяницей быть или блудником?» Штерман: «Пьянство более грех от того, что от пьянства многие злодеяния происходят, и надлежало тебе быть зерцалом народу (примером поведения), а ты хуже скота... Смотри, Богородица пред тобою стоит (икона), а ты скверные и непристойные слова говоришь». Тут разъяренный протопоп произнес: «Что мне Богородица...» (и выбранился). Секретарь Кузнецов донес, и дело рассматривалось Тайной канцелярией. В ходе следствия протопоп Иван Федосьев ссылался на меланхолическую болезнь, что был пьян и ничего не помнит, но казнен 21 сентября 1738 года.
«Примечательно, что в XVIII в. обвинение в богохульстве выдвигалось даже в случае критического высказывания о плохом пении и чтении в церкви. Например, православный Иван Липа, вернувшись из церкви пожаловался соседке на несогласное пение: «в церкви пели, аки собаки лаяли». Такие слова доносительница назвала «богохульными». Купец Федор Четчуев обвинялся в том, что, вспоминая о посещении Воскресенского монастыря в Москве, сказал, что Херувимскую там пели «по-бесовски». За эти слова, произнесенные «в состоянии меланхолии», купец был наказан плетьми».
Кандидат филологических наук С. Виноградов пишет, что повальное сквернословие — спутник кризисных времен. В качестве примера он приводит слова историка и мыслителя XVII в. дьяка Ивана Тимофеева, который среди пороков и грехов, которые привели к едва не погубившей Россию Смуте, упоминал не только ложь, лицемерие, дерзость клятвопреступлений, потерю любовного союза, ненасытное сребролюбие, безмерное употребление вина и обжорство, но и «зловонное произношение языком и устами матерных скверных слов»...
Сегодня матерный язык перестал быть непечатным, а сквернословие стало приравниваться к просто плохому поведению детей. Уже этого было бы достаточно, чтобы говорить о социальной эволюции, которую на наших глазах претерпевает мат. Но есть и еще более значительные симптомы, которые вызывают интерес у филологов и социальных психологов.
Первый — это исчезновение границ между группами, говорящими между собой на тайном, запретном для других языке. Некогда мат был тайным языком мужчин, который не употреблялся при женщинах и детях. Сами мужчины неодобрительно относились к нарушению этого запрета. А женщины делились на тех, при ком можно и при ком нельзя. Последние считались порядочными. Ныне филологи отмечают следующий примечательный факт — границы запретов исчезают. Мужчины больше не оберегают женщин, женщины не стесняются употреблять мат при мужчинах и, что еще существеннее, — при детях. Можно сказать, что мы имеем дело с определенной эволюцией общества: мат перестал быть тайным языком посвященных, даже для тех, кто на нем не говорит. Все равно считается, что все (кроме малых детей) знают значения слов этого языка. Утратил ли он при этом свою оскорбительность и выраженное в нем насилие? Действительно ли можно теперь приравнять этот могучий в своей выразительности и краткости язык к детской шалости и плохому поведению или еще к одной интерпретации — хулиганству?
По исследованию Фонда «Общественное мнение», нецензурная лексика сегодня распространена среди россиян очень широко: 70% респондентов признались, что большинство их знакомых употребляют в своей речи ненормативные выражения. Считают употребление нецензурных выражений результатом тяжелой жизни, доводящей людей до отчаяния, 8% участников опроса. По их мнению, такие условия жизни делают человека озлобленным и агрессивным. В том, что народ использует ненормативную лексику, обвиняют жизнь вообще и государство — в частности: «Какая жизнь — такие и слова. В Думе матерятся, а уж нам-то, простым... обозленный народ»; «нужда заставляет, государство виновато»; «нет работы, жизнь такая, отчаяние».
Словом Бог сотворил мир, все видимое и невидимое. Словом Иисус Христос исцелял тяжелобольных и калек, изгонял из людей бесов, воскрешал мертвых, успокаивал бурю. Мы же, люди, часто бездумно и свободно разбрасываемся словами, не думая о последствиях. В Послании св. апостола Павла Ефесянам мы читаем: «Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, а только доброе для назидания в вере, дабы оно доставляло благодать слушающим» (Еф. 4, 29). То, о чем говорят уста, зависит от состояния сердца, «ибо от избытка сердца говорят уста» (Мф. 12, 34). «Исходящее из уст — из сердца исходит; сие оскверняет человека» (Мф. 15,18). Когда Господь сотворил человека, Он дал ему дар слова, тем самым отличив его от животных. И нам следует помнить: «... За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда, ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься» (Мф. 12, 36-37). Каждому человеку предстоит ответить перед Богом не только за все свои дела, но и за каждое необдуманно сказанное слово. Когда сердце человеческое развращается, гнилые, скверные слова и мат появляются как признаки духовного разложения. Сквернословие — это признак избытка скверны в сердце. Если сердце у человека не очищено, а переполнено грехом и горечью, то сквернословие льется из него неудержимым потоком. С языком, с человеческими словами, с речью шутить нельзя: словесность человека — это неосязаемая связь, соединяющее звено между телом и духом. «Ибо все мы много согрешаем. Кто не согрешает в слове, тот человек совершенный, могущий обуздать и все тело» (Иак. 3,2).
Человек, который произносит бранные слова, наносит огромный вред и своему здоровью тоже. И все то, что он пожелал плохого другому человеку, безусловно, к нему вернется. Кстати, это отмечают не только священнослужители, но и многие врачи, психологи, педагоги.
Историки вспоминают, что в 1825 году знаменитый парижский врач и педагог, один из родоначальников детской психиатрии Жан Итар безуспешно пытался вылечить 26-летнюю дочь маркиза де Дампьер, у которой была загадочная болезнь. Маркиза с ранних лет страдала так называемыми генерализованными тиками — импульсивными подергиваниями мышц лица, рук, плечевого и тазового пояса. В самые неподходящие моменты, например, на балу, она вдруг принималась подмигивать, закатывала глаза, вертела головой, подрагивала плечами и руками, подпрыгивала, приседала. Кроме того, мадемуазель де Дампьер неожиданно для окружающих и самой себя начинала громко и изобретательно ругаться. Доктор Итар описал эти синдромы и дал название заболеванию — копролалия (от греческого kopros — «помет», «кал» и lalia — «речь»). Маркиза де Дампьер прожила 85 лет, на протяжении которых ее безуспешно лечили многие медики Европы. Последним ее доктором был невропатолог Жорж Эд-мон Альберт Брут Жиль де ля Туретт (1857-1904). В 1884-1885 годах он опубликовал доклады о девяти подобных пациентах. С тех пор недуг носит его имя.
Однако вот что интересно: если с 1885 по 1965 годы во всем мире было зарегистрировано лишь 50 случаев синдрома Жиля де ля Туретта, к 1970 году — около 200, то к началу третьего тысячелетия число одержимых «синдромом сквернословия» начало стремительно увеличиваться. Сегодня ученые говорят, что «в общей популяции проявления синдрома Туретта есть у трех процентов населения». То есть частота этого заболевания в 3-30 раз выше, чем раньше. Начинается это заболевание, как правило, в возрасте 7-Ю лет. Копролалия развивается не сразу: ее появлению предшествует промежуток от нескольких месяцев до 10 лет, по истечении которого возникают так называемые «вокализации» — непровоцированное выкрикивание бранных слов, лай, вой. Некоторые в такие моменты кукарекают, хрюкают, мяукают, квакают, шипят как змеи или кошки, воркуют, как голуби, и т. п. Особенно мучаются те, кто непроизвольно выкрикивает отвратительные ругательства.
В медицинской практике существует, на первый взгляд, непонятное явление. Порой при полной парализации речи, когда человек вообще не может выговорить ни одного слова, он тем не менее свободно произносит целые фразы, состоящие из непечатной брани. Явление действительно странное, но отнюдь не редкое. О чем же оно свидетельствует?
И врачи, и священнослужители в этом вопросе единодушны. Получается, что бранные слова проходят путь от мозга к органам речи совершенно по другим нервным цепочкам, чем все остальные.
Мы знаем, что представители дьявольского мира, не говоря о самом Сатане, в значительной степени владеют приемами воздействия на материю, в том числе — на наше тело, устройство которого им хорошо известно. Известно, какие центры человеческого мозга за что отвечают, а какие его участки в случае необходимости могут сдублировать «неработающие», пораженные болезнью. Прекрасная возможность возбудить дублирующие центры, продемонстрировав с помощью этого «благодеяния» свою власть над наполовину омертвевшей плотью... И это здесь, в материальном мире! А что же будет, когда душа, которой овладел бес, окажется за его гранью? Что будет с таким человеком в момент смерти? Власть демона над ним станет полной и окончательной, как выражаются юристы, не подлежащей обжалованию.
Есть в современной жизни и фактические доказательства того, что мат, особенно если употребляет его женщина, наносит непоправимый вред и ей, и ее детям. Рядом с автором этой статьи живет относительно молодая семья, сложившаяся шесть лет назад. Супруги — венчанные, у них сейчас двое детей, шести и двух лет. Выходя замуж, девушка, выросшая во вполне интеллигентной семье, не материлась никогда, чего никак нельзя сказать о ее избраннике. Для него сквернословие было просто нормой: и когда на кого-то злился, и просто — для «связывания» слов.
Примерно через год после свадьбы родился старший ребенок, к тому времени его мама, успевшая привыкнуть к звучавшей вокруг нее ненормативной лексике, еще не употребляла бранные слова сама, но и попытки перевоспитать мужа уже оставила, просто махнув рукой на его, как она сочла, дурную привычку. Ребенок родился спокойным, неглупым. Прошел еще год, и у его матери уже начала проскальзывать, особенно в минуты раздражения, матерщина. Отец же по-прежнему не стеснялся, употребляя любимые им выражения, в том числе и при сыне. На все замечания по этому поводу только отмахивался: мол, все равно рано или поздно парень эти слова узнает.
В первый год младенца причащали довольно часто, вообще все с ним было в порядке. Нормальная реакция на причастие, особенно для малышей, — сонливость, вот он и спал после посещения храма по полдня. А потом, как только мальчик начал произносить первые свои слова, вслед за традиционными «мама» и «папа» из него вдруг полились нетрадиционные, слышал которые с пеленок... Взрослые только посмеивались тогда — вплоть до момента, когда впервые, после того как это обнаружилось, повели сынишку к причастию...
Невозможно передать словами, какая безобразная истерика случилась с ребенком, едва только Св. Дары оказались в его ротике!.. Из храма его, едва ли не отплевывающегося, пришлось унести тут же, его буквально хватали судороги. И еще сутки он не мог спать, носился как заведенный по квартире, ломая игрушки и все, что поддавалось его усилиям... К сожалению, ни мама, ни папа выводов после этого для себя не сделали. Несмотря на то, что именно с этого момента старший мальчик сделался истеричным и нервозным. А спустя четыре года родился второй ребенок, и вся история повторилась уже с ним. Между прочим, при полном отсутствии в этом отношении дурной наследственности, с медицинской точки зрения. Оба родителя — люди спокойные, непьющие. Единственный недостаток, мат в их семье, — дело обычное, употребляется просто так, для красного словца...
Осталось добавить, что, по свидетельству Церкви, самое распространенное наказание свыше, постигающее сквернослова, — смерть без покаяния, то есть внезапная смерть. Имеется в виду не то, что она случится раньше времени, а то, что будет такой в конце естественного срока жизни. Для человека верующего это всегда страшно, ведь среди обязательных христианских молитв есть и молитва с просьбой о достойной, сопровождаемой покаянием кончине.